Ранее и прохладное утро давно минуло, оставив в воздухе только немного своей свежести, поглощаемой пылью и песком.
Сегодня выдался тихий день, не такой ветреный, как обычно бывает здесь в июне.
Золотое Солнце уже поднялось над крышами домов, и на улице стало жарко.
Испитый солнечным теплом и светом песок рассыпался золотыми искрами, играя медными переливами, похожий на бездонное море, если долго смотреть на него…
В доме было тихо…
Младший брат давно на посту, наверняка, занят своими бумагами, как и положено Правителю…
Старший же уже минут двадцать, как отбыл на свою службу, как всегда прихватив с собой только своего причудливого спутника – черную тень странной птицы – Карасу.
Среди домашнего покоя с кухни тянуло запахом свежевыпеченного печенья, которое Тэмари щедро посыпала кунжутом. Кунжутное печенье – любимое лакомство к чаю в ее семье еще со времен, когда в этом доме все было так, или хотя бы приблизительно так, как должно было быть с самого начала.
Прошло много лет, но она до сих пор отчетливо помнит, как пряно и душно пахло свежеиспеченным печеньем в ее доме, которое ее давно ушедшая мать всегда подавала к чаю…
Канкуро тогда был еще на год младше ее, потому, наверняка, он мало, что помнит со своих двух лет, хотя и удовольствием наворачивал печенюшки с молоком. Гаары тем временем не было и в помине. А девушка хорошо помнит, как огромное блюдо ставила к чаю на стол сперва любящая, заботливая, такая ласковая мама, а затем и Яшамару – их дядя, единственный человек, который позаботился о крошечных детях до тех пор, пока человек с сокрытой половиной лица не взялся за их обучение…
Экзамены минули, потому у девушки было предостаточно времени немного отдохнуть, прежде чем заняться новыми дипломатическими заданиями.
Вот почему она присматривала за домом, к тому заботясь, что бы дома всегда был десерт.
Уже довольно долгое время ее братья вплотную занимались их обязанностями – один полноправно руководил страной, второй успешно занимался ведением военного дела, замещая на посту старого сегуна, оттачивая свои навыки.
Дни проходили в хлопотах по дому, и она все чаще ловила себя на мысли, что она кажется начинает привыкать к семейной жизни, при том ощущая себя подчас в роли любящей матери, которая покорно ждет домой умницу-сына и вечно занятого супруга. Усмехаясь себе, она так же понимала, что нет у нее есть только умница младший брат и немного несуразный разгильдяй – старший.
Занятая на кухне выпечкой, та мало что замечала вокруг, да и что ей было замечать – братья вернутся только к ужину, а по дому столько всего предстояло сделать. Распахнутое настежь окно пропускало в дом воздух, пропахший жарким пустынным солнцем, смешиваясь с запахом только что выпеченного печенья..
Наконец, поставив пятое блюдо на разделочный стол, что бы дать печенью остыть, она обсыпала выпечку щедрой порцией свежих кунжутных семечек, и присела за стол, наслаждаясь случайным прохладным ветерком, которым потянуло из открытого окна. Как раз во время вскипел чай, и она, сделав себе кружечку ароматного барбарисового чая, ухватила три румяных печенья и вознамерилась устроить себе вкусный перерыв, как раз, пока остальное печенье остынет, и его можно будет накрыть чистым полотенцем.
Спокойствие, только часы противно и громко тикают на стене в кухне, как тикали всегда, не смотря на то, что Канкуро сваливал их со стены раз пятьдесят на свое детство.
Сейчас здесь все, как и прежде…
На стене красуется все те же фотографии…
Одна из них – это фотография мамы, на которой она любуется закатом. Рядом фото ее и отца, сидящего в его мантии, тогда он еще не был таким, каким сделало его безумное рвение к восстановлению статуса селения…
А вот первое фото Тэмари с младшим братом, тогда Канкуро еще был не очень то похож на Канкуро, которого она знает сейчас, да и в этом белом кульке он тогда походил на что-то более ангельское, чем оказалось на самом деле… Девочка держит его, вцепившись как в большого пупса, счастливая, и не замечающая, что ее брата здесь вряд ли видно…
Рядом ее фото с матерью, на котором отчетливо видно их сходство… Все те же волосы, все те же глаза, и все та же мягкая, добрая улыбка – улыбка матери, которой она улыбается… улыбается ей сейчас… На этом фото маленькая девочка и ее мать сидят здесь, на этой самой кухне, готовят фруктовый десерт, а Тэмари держит в руках огромное яблоко, припасенное для ее брата… И из года в год она снова и снова оставляет самые сочные яблоки, хотя и не знает что это – привычка или традиция…
А вот Канкуро и отец: отец сидит в кабинете, а на коленях у него сидит как всегда всклокоченный темноволосый мальчишка с его глазами, держа его за руку.. одни жесты, одни глаза, одна улыбка на двоих... Все больше Тэмари с возрастом понимала, что отец в принципе не был тем, кого превратила в него эта страшная гонка за престижем его селения, и она даже помнит время, когда он искренне заботился о своих детях, ног время то было недолгим… А брат так сильно похож на отца, все те же интонации его голоса, все те же птичьи глаза и все больше с возрастом он становится похожим на отца до такой степени, что те немногие, кто видел его в сознательном возрасте без его странного убора, то и дело крестились наперебой – не отец ли вернулся с того Света…
А вот и первое фото ее самого младшего брата – Гаары: на нем маленький рыжеволосый комок с большими глазами и в ярко-желтых ползунках в своей маленькой и уютной кроватке проверяет соску на бутылочке на предмет прочности, яростно пытаясь оторвать резиновую пустышку с бутылки, как всегда делал, что бы опрокинуть все содержимое на себя разом и после долго и нужно хныкать, требуя еще больше внимания , чем мог ему дать дядя и брат с сестрой.
А вот и фото его и дяди: Яшамару, так похожий на мать, держит на руках большеглазого племянника, хотя того больше интересует шевелюра брата, попавшая в кадр, нежели уговоры посмотреть в объектив.
Фото сформированной будущей команды: Гаара, как всегда хладнокровно уставившийся в объектив, сидит в центре ковра, усыпанный песком, слева, зажимая в ручках один из маминых вееров, сидит Тэмари, при том один хвостик у нее распущен, в то время как Канкуро, сидящий справа тщательно пытается повязать одну из лнточек Тэмари на голову своей странной марионетке, устроив на его голове еще больший шалаш, чем он есть.
А вот и их фото с новым наставником – Баки. По левую руку от сегуна стоит светловолосая Тэмари, и уговаривает Канкуро посмотреть в объектив, нахмурившийся Гаара, лоб которого уже украшает знак горькой печали, смирно стоит по центру, в то время как неуемный Канкуро, повисший на локте у наставника с улыбкой во все свои молочные зубы, и красуется острейшим кунаем, который смог выклянчить для фото у Баки, однако тот, в свою очередь ошарашено пытающийся отнять кунай у Канкуро, пытается ухватить острое оружие на лезвие… Однако, история умалчивает, что случилось с фотографом после этого кадра…
Тэмари усмехнулась…
«Боже мой, подумать только.. Это – наше первое фото с Баки? Ах, да, его же потом еще пять раз переснимать пришлось… Да, сколько лет прошло… »
Осмотрев все те фото, что были довольно старыми, ее взгляд наконец упал на новую галерею фотографий, в которой наперебой пестрят различные снимки…
Вот Гаара.. Теперь он Казекге, и на этом фото, уставший, но как всегда занятый бумагами, запечатлен в своей мантии..
А вот сама Тэмари, с лежащим на ее коленях Каматори, что увидишь довольно редко. Если редко бываешь в доме семьи Сабаку но.
А вот Канкуро и его три неимоверные марионетки, соорудившие пирамиду, на вершине которой восседает он сам – кукольник кабуки.
А вот и фото с их старым наставником, который уже давно перестал являтся таковым по статусу: по Центру – Гаара, гордый, глазами похожий на чистое небо, и все с тем же знаком печали на лбу, правда теперь его скрывает отросшая огненная челка, слева, как и всегда, стоит Тэмари – уже совсем взрослая, но все с той же улыбкой матери, что так и не покинула ее за много лет, скрываемая болезненным равнодушием, а справа – как и много лет назад, - стоит Канкуро, серьезный, из-за темных разводов на лице походящий на летучую мышь, скрестивший руки на груди, точь-в-точь, как отец… А за их спинами как всегда смирно по струнке старый наставник, все так же сокрытый в своем истинном лице белоснежной тканью, и лишь трое из Песков увидят, как подняты уголки его губа в улыбке, часто принимаемый чужими за едкую насмешку…
«Боже мой, Канкуро и Гаара здесь такие серьезные… Хотя…, здесь – выглядит лучше…»
Следующие три фото – это фото с их последних дней рождения:
Вот день рождения Гаары, на котором он насильно был облачен в расписное кимано, походя на большую жар-птицу со своим куском торта на тарелке, а рядом сидит Канкуро, занесший бокал за его здоровье, чуть в отдалении Тэмари любовно говорит тост, в то время, как старый наставник помогает ей держать огромную коробку с подарком.
А вот и день рождения Тэмари: тут и без объяснений понятно, как тихо смеется в кулак Гаара, делая вид, что он усиленно кашляет, как хохочет Баки, уткнувшись в рукава, сложившись на стол, и с какими глазами смотрит на стол Тэмари, похожая на огромный помидор только потому, что из огромного торта не притянул возможностью появится Канкуро, на уборе которого красовался размазанный крем, а в руках заляпанный сливками букет.
А это день рождения старшего брата – Гаара, запинаясь, пытаясь заручится поддержкой сестры, пытается выговорить хвалебные слова , в то время как во главе стола изрисованный аки ночной кошмар, красуется в длинном кимано брат, явно перебравший лишнего, но с должным уважением внимающий речь, в которой ничего не понимает, сгрудившись на плечо Баки.
Последняя в общем-то фото неожиданное: Песчаное семейство во главе с бывшим наставником пыталось разобрать архивы прошлого Казекаге, но дело кончилось весьма обычным занятием: на диване в гостиной сидит Гаара, облокотившийся на голову Баки, который сидел за столом на полу, по самую маковку зарывшись в бумаги из папки, слева Тэмари, держа поднос с чаем, а справа , как всегда, Канкуро, который сметелил уже почти половину подноса печенья. По комнате разбросаны бумаги, старые детские рисунки, карандаши, какие-то документы…уже поздний вечер, и за окном темно…
«Надо же… а здесь мы похожи на семью…нет, на Семью…на настоящую семью, в которой у нас есть понимание, забота, смех, и у нас есть отец…»
Печенье..., то самое кунжутное печенье так и осталось в этом доме традицией…
Девушка, наконец, вздохнула, обращаясь к своему чаю, который порядком поостыл.
- Господи, почему…? Почему мы все так вышло? Даже Матсури сказала, что мы так были похожи на родных на том фото в гостиной, что если бы кто-то не знал, что мы дети другого человека, то могли бы запросто посчитать нас семьей за чистую монету…
Какое-то время было очень тихо, пока девушка медленно возвращалась к каким-то своим мыслям, пока, наконец, сильный порыв душного ветра не начал трепать ее волосы.
Выходя из раздумий, она сглотнула, наконец обернувшись на голос, что позвал ее от большого окна. Кухня выходила во внутренний двор, где было довольно много тени, потому окно было большим, почту в половину высоты потолка, не таким, как в других комнатах.
Девушка обернулась, промаргиваясь, словно видела сон или… плакала, завидев на окне знакомую фигуру, которая как и прежде пришла с ветром.
- Баки-дана…? - девушка заморгала еще сильнее, явно ее воспоминания растревожили душу, и, наконец, обернулась к окну, - Что-то случилось?!
- Нет…, - спокойно отозвался как всегда идеальной выправки Баки, - Канкуро уже ушел?
-Да…, - медленно ответила Тэмари чуть осипшим голосом, бросив взгляд на часы, - Он ушел рано сегодня, а что…?
- Вот ведь упертый, я же сказал, что сегодня он может заняться с младшим составом, нет же, его понесло…, - начал было Баки, бросив взгляд через плечо – на тень за окном.
- Он сказал, что сегодня займется с бумагами у Гаары…, - протянула сестра, поставив свою чашку на стол,- Баки-дана…? Хотите чаю…?
Часы на стене так же тикали, как и всегда, приближая обеденное время, и жара на улице сменилась полуденной духотой, принеся из пустыни пыль.
Две чашки, молочник, две креманки с вареньем, блюдце с шоколадными конфетами, две порции данго, сахарница и блюдо кунжутного печенья…
Тиканью часов вторит цоканье ложки, и за столом против друг друга сидят две фигуры – одна из них пахнет печеньем и кунжутом, а вторая – ветром, таким свежим, принесенным из других стран..
- Здорово тогда было, да? Канкуро тогда выпрыгнул из торта, как ошпаренный…, - Тэмари указала на стену, рассматривая фото со своего дня рожденья.
- Если бы я знал, что он выпрыгнет именно оттуда, то не было бы так смешно…, - ухмыльнулся Баки, попивая барбарисовый чай.
- Да…, точно… Баки-дана…? – внезапно обратила свой морского цвета взгляд на наставника Тэмари, - …Скажите, почему так бывает в жизни…?
Ему не потребовалось достаточно много слов, что бы понять ее: он помнит ее маленькой девочкой, которая очень много времени проводила со своим веером – рассматривала его, словно вспоминала что-то…
Несложно понять ребенка, лишившегося веры в святость любви между близкими людьми, которые должны бы любить друг друга…
- Знаешь, Тэмари, когда я впервые увидел вас, я понял, что мне придется принять факт, что вы не верите себе, а больше того, вы не верите друг другу…
- Да…? – девушка слушала, обхватив чашку пальцами.
- …когда ребенок не верит тебе – это можно понять, когда он запутался в себе – тоже, но…, когда ребенок не верит родным братьям или сестрам – это самое страшное, с чем придется столкнуться взрослому человеку… Научить вас сражаться вместе не по зову крови, а по воле истинных братьев и сестры – вот была моя задача, хотя первоначально она звучала как «Научу быть штноби»…
- Шиноби..? Баки-дана, шиноби не имеют чувств…
- Тогда… тогда выходит, что все мы - не шиноби …, - улыбнулся Баки, оставляя чашку на столе.
-Не шиноби…? – задумчиво переспросила Тэмари.
- Ну, подумай сама, Тэмари-чан… Если ты - шиноби, тогда…, - доставая кунай, протянул Баки, двумя пальцами сжав острее по бокам двух граней, прицелившись в сторону стены, - Если ты – шиноби…
- Я не смогу…, - быстро проговорила девушка, звонко поставив чашку на стол.
Баки ухмыльнулся, как умеет только он – уголки его губ поползли вверх и тут же вопреки законам его ухмылки, опустились, когда острый и несоразмерно крупный кунай, выполненный для него на заказ, тихо опустился на стол, положенный на самый край…
Его темный , тяжелый и похожий на зыбучий песок взгляд упал на стол. где лежала упавшая с края блюда печенюшка.
- Смотри…, - как всегда спокойно и поучительно протянул он, доставая печенье, положив перед собой на свою ладонь, - Это – твоя семья…, та что есть у тебя…
- Да…, - вдумчиво осмотрела его ладонь Тэмари, прищурившись, ровно для себя поделив печенье на три части, точно, так как минуту спустя очертил самый край острого куная по запеченной корочке.
- …И если ты – шиноби, то…, - острие занесено высоко над ладонью, и внезапно отточенный кунай срывается с пальцев и острием пронзает печенье, что на ладони, на миг застыв, и после со звоном падает на пол.
Девушка вздрагивает и бросает взгляд на лезвие, что блеснуло на полу. На самом острие – кровь…
- Смотри сюда, Тэмари..,- спокойно заметил ей Баки, как и прежде знавший, что она всегда так реагирует на довольно реальные примеры.
Взгляд девушки снова поднялся от лезвия до его ладони, снова впившись в лежащее на ладони печенье, и стоило ей заинтересованно потянутся через стол, что бы лучше видеть, как печенье быстро пропиталось кровью, алой, как рябиновый сок…
- Если ты – шиноби, то почему тогда твои глаза так остекленели, Тэмари-чан…?
- Это же мои братья…, - медленно протянула девушка, всматриваясь, как на салфетку внизу капает , сочась меж пальцев, алая, теплая кровь, пропитавшая насквозь свежую печенюшку, - Это – моя семья…
- Вот видишь…? – спокойно и размеренно выговорил наставник, некогда приводивший и более наглядные примеры, но вряд ли показывал когда-то свою кровь, - Твоя семья, твои братья, то немногое, что ты защищаешь, хоть и шиноби – наемные убийцы без чувств…, - читая старые истины, что в его устах звучали как то, что он испытал на себе, - Но ты не допустишь этого…
- Не допущу…, - кивнула та, складывая на чистую салфетку окровавленное печенье, и, налив стакан теплой воды из кувшина, что стоял у самого окна на подоконнике, обмакнула туда полотенце, хотела было протереть ладонь с красовавшейся там колотой раной, - Я просто не смогу допустить…
- Что самое интересное, знаешь…? – теплая кровь текла недолго, словно застывала или тела обратно, оставляя только разводы на его ладони, словно испаряясь. Как дымка чего-то былого, пропадая бесследно с руки, словно бы поглощенная им же самим.. вот почему так немногие видели его кровь… Наверняка, виной всему то странное око, что он прячет под тканью на лице…
- А…? – Тэмари отвлеклась, наконец, от созерцания почти чистой руки и нетерпеливо кивнула, как всегда делала в детстве, стремясь услышать ответ, - Что…? Что…?!
- Я бы и сам не допустил…, - наконец, старый сегун, улыбнулся, поднимаясь, оставляя чашку на столе.
-Не допустили бы..? – она подняла свои глаза цвет теплого моря, всматриваясь в его единственный глаз, который, как и прежде в таким моменты, смотрел куда то в пустоту перед собой.
- …Потому, что родитель – не тот, кто дал жизнь, а тот, кто воспитал… Увы, если ты – не шиноби потому, что боишься потерять семью, то мне некого больше будет терять, если ты станешь шиноби… Шиноби проливают кровь. Но эта кровь им чужая, однако, если ты все еще не шиноби, ты избежишь этой крови, которая связывает воедино… - по его губам как всегда пробежалась та странная тень, которая бывает, когда он говорит именно так – загадкой, недосказанностью, заставляя думать, решать, принимать всерьез слова…
Задумчивое молчание…
«…Но, если я стану шиноби…, это значит.. он потеряет всех нас, потому…, что шиноби… не знают родных… Шиноби не чураются крови даже родных потому…,что эта кровь им…чужда…»
Ее глаза расширились, и она хотела было позвать, встрепенулась и вскрикнула…
- Баки-дана!
Но в ответ – тишина, и лишь душный ветер рассыпал по подоконнику пыль и песок.
Его нет - как был, так и нет.
И лишь кунай так и остался лежать, но уже на столе, поверх той самой салфетки... Кровь…? Нет, кровь испарилась…? А есть ли она у него?
Но значит, он такой же неидеальный убийца, как и она сама – она боится крови, боится смотреть, как течет кровь, та кровь, которая связывает людей, которых она дважды обрела за жизнь и единожды потеряла.
Дважды, потому, что она обрела каждого брата от рождения, и после обрела их снова – уже сейчас, такими, какими могла бы принимать всегда.
А потеряла она их тогда, когда не стало матери. Когда между ними выстроилась стена бездушного непонимания.
Однако, благодаря какой крови и чьим урокам они всегда были братьями и сестрой, связанными воедино…? Даже тогда, когда было больно, сложно, страшно, одиноко, безответно…?
Кроыь…
Так может быть не так бездушен старый сегун, каким его делали приказы отца...?
Иначе, чья кровь впитана этими детьми., которые вот уже выросли, изменились, повзрослели, стали по-другому воспринимать друг друга…?
Кто отдал им часть того, что не превратило их в таких несчастных внутренне машин, предназначенных только для убийства и расправы…?
Если они смогут пролить кровь друг друга – они станут шиноби, но если они станут шиноби – они перестанут быть семьей…
Семья…
Значение этого слова они поняли так поздно, все время, будучи ей, но забывая, какой вкус у этого слова…
А вкус всегда один: приторный ли он, мягкий ли, горький ли, но всегда это вкус крови… точнее. Это страх перед вкусом крови, крови тех, кого зовешь семьей…
Душный ветер гоняет по улице пыль, тикают часы на стене, на столе стоит чай…
Она смотрит в окно…
- Да, наверное, Вы правы, Баки-дана.. Как всегда – правы… Если бы Вы знали, что я - подвела Вас… Если бы Вы знали, что каждый из нас подвел Вас… Мы так и не стали тем, кого Вы хотели видеть…
Усмешка…
Порыв ветра за ее спиной, и все та же фигура за столом, что держит в пальцах кунжутную печенюшку, и по его губам ползет ухмылка, такая странная, теплая, похожая на ту,что каждый из них хотел бы видеть чаще, хотел бы просто видеть взамен каждому из своих странных методов воплощать эту улыбку…
- А кто тебе сказал, Тэмари-чан, что я хотел видеть именно тех, кому плевать на то, как течет по его рукам кровь его близких…?
Улыбка… Искренняя, теплая улыбка ее матери…
«Спасибо…! Спасибо за то, что смогли.. за то, что вытерпели… За тех, кто со мной… Спасибо за братьев, спасибо за меня… Спасибо за то, то сделали.. Спасибо за то, кто Вы есть…спасибо… Спасибо за все…!»
- Б-баки-дана…,- на минутку она опустила глаза, скрывая их морской блеск за пушистыми светлыми ресницами, и снова подняла голову, - …Хотите чаю…?
Душный полдень над Сунной – Деревней, скрытой в Песчаных барханах, среди безличия и сухости, где каждый – как песок – сыпуч, таинственен, колок…
Но песок может не только носиться с ветром по свету, и безликая пустыня может не только испепелять всех, кто ступит в ее земли…
Семья Сабаку но сами из Песков, но даже из песка можно построить прекрасный замок, несравнимый по красоте с каменным, что тверд и неприступен.
Даже песок может быть сахарным, сладким, тающим на губах, оставляя простые слова…
«Вы мне очень нужны…»

Источник: http://blogs.mail.ru/list/_puppet_master